Том 1. Произведения 1926-1937 - Страница 68


К оглавлению

68

— …пена каплет с конских губ, — Ср. близкие образы в № 19, с. 147 и № 24. Ключ к истолкованию этого образа может быть обнаружен из аналогии с подобным мотивом на с. 149 (…на перемену, / на смерть изображающую пену, — № 19).

— Вечер был на расстояньи / от меня на много вёрст. — Отметим характерное для поэтического универсума Введенского соединение пространственной и временной категории: последняя, между тем, в скрытом виде присутствует ужо в предыдущем стихе, в сочетании …зверей, воды… (см. примеч. к № 19, с. 139). Интересно, что необычный опыт героя стихотворения совершается вне этих категорий, — время (Ко мне вернулся день вчерашний) и пространство (я созерцал / вновь / расстоянье) возвращаются к нему только но завершении опыта, осмысляемого как «забытое существованье».

— …опыт / превращения предмета / …в слово… — Ср. категорию «превращения слова в предмет» у Введенского (№ 9. 26 и примеч.). В данном, однако, тексте, строящемся на поэтической реализации принципа обратности (см. выше), мы соответственно встречаемся с инвертированной категорией превращения предмета в слово. Любопытно, что здесь мы находим немного далее «превращенный предмет» — обэриутский шкап, который претерпевает обратную трансформацию в № 26.

— Боль мою пронзила / кость, — Тема перехода в «обратный мир» тонко выражена Введенским и на уровне «грамматики поэзии»: подлежащее и дополнение различимы здесь только интонационно и исходя из порядка слов. Магическое значение кости (наряду с ее значениями здесь как сути, основы) встречается у Введенского в № 25 (см. примеч.).

— …как пушинка / или жук… / …насекомых и наук… — Интересно соположение противостоящих друг другу не только у Введенского, но и у других поэтов его круга, особенно у Олейникова, мотивов насекомых (мира природы) и мира науки. Ср. примеч. к №№ 7 и 23.

— …я сказал смешную фразу / чудо любит пятки греть. — Отметим метапоэтическое и философское значение этого отрывка, в котором бессмысленная фраза, произнесенная героем в экстремальных условиях светопреставления и имеющая креационный эффект (ср. след. стих: Свет возник… и т. д.), характеризуется как «смешная».

— …через час исчез. — В связи с мотивом исчезновения см. примеч. к № 20.

23. Четыре описания

Впервые опубликовано В. Казаком [71] (неточный текст). Сохраняем авторское написание слова деньшик. Возможно, об этом сочинении Введенский писал Хармсу из Борисоглебска. 6 декабря 1932 г.: «Третий день подряд пищу некоторую вещь. Написал уже страниц 8–9, а конца еще нет».

— Отметим связь произведения с рассказом «Три смерти» Л. Н. Толстого, упоминаемого, кстати, в тексте.

— «…В этой вещи восемь действующих лиц, авторских ремарок нет. Четверо — покойники, рассказывающие о своей смерти — когда, при каких обстоятельствах и как они умерли. Четверо других действующих лиц — Зумир, Кумир, Чумир и Тумир. Кто они — трудно сказать, может быть, это ангелы-хранители четырех покойников, лучше назовем их вестниками — буквальный перевод слова αγγελοι. Термин „вестники“ введен Л. Липавским. Введенский только в одном месте называет умерших, рассказывающих о своей смерти, покойниками: Да, покойники, мы пьем из невеселой чаши… В остальных случаях он пишет: 1-й, 2-ой, 3-ий и 4-ый умир.(ающий). Почему такая странная запись — точка после умир., окончание слова — в скобках? Т. Липавская дала интересное и, по-видимому, правильное объяснение. Ведь они уже умерли, они уже на том свете, там же, где Зумир, Кумир, Чумир и Тумир. Поэтому Введенский ставит точку после „умир“; одинаковые окончания двусложных имен вестников с того света и части слова „умирающий“ связывают вестников с покойниками, рассказывающими о своей смерти. При этом они уже умерли и одновременно они умир.(ающие) и рассказывают о своей смерти.

…Каждое из четырех описаний заканчивается актом смерти и указанием года. Это не случайно: Чудо возможно в момент смерти. Оно возможно потому что смерть есть остановка времени. („Серая тетрадь“, 1, Время и смерть. 1932). Для каждого из умир.(ающих) время, то есть год смерти, различно, но когда они умерли, это уже не важно: Теперь для нашего сознанья / нет больше разницы годов… Они уже умерли и они же — умир.(ающие) — рассказывают о своей смерти: они живые в акте смерти, когда время останавливается» (Я. С. Друскин).

— Зумир… Тумир… — В добавление к сказанному выше Я. С. Друскиным заметим, что эти имена представляются нам связанными анаграмматически и иконически с обозначением 3-го (или Третьего) умир.(ающего), а Чумир — с обозначением 4-го (или Четвертого). Кроме того, сопоставление с рифмой мир: кумир (№ 5, см. примеч.) позволяет предположить зашифрованность в этой серии имен значимого для Введенского слова мир (ср. одноименное произведение, № 21). Таинственные кумиры появляются, кроме того, в № 14 (см. примеч.).

— Существовал ли кто? — Ср. радикальное сомнение в существовании своего собеседника, выражаемое ВТОРЫМ и третьем Разговоре (№ 29.3), — см. примеч., а также отрицание Фоминым присутствия Носова (№ 19, с. 146).

— …кем их секунды смерены. — См. примеч. к № 3.

— Прерву тебя… и т. д. — Ср. аналогичную формулу в № 20.9.

— Луна с лупой… / …Мы спим, мы спим. — Ср. сходное соположение на с. 147 (№ 19, см. примеч.).

…ни пауков и ни ворон… / …лежат как мухи на спине. / …Не разглядеть нам мир подробно… — По поводу «бестелесности» насекомых, см. примеч. к № 7 и особенно к № 19 (с. 138); ср. последнее примеч. к данному произведению.

68