Том 1. Произведения 1926-1937 - Страница 32

К оглавлению

И всё же до нас не добраться уму.

Фомин.

Я буду часы отравлять.
Примите часы с ложки лекарство.
Иное сейчас наступает царство.

Соф. Мих.

Прошу, прошу,
войдите.
Я снег сижу, крошу.
Мой дядя, мой родитель
ушли к карандашу.

Фомин.

Не может быть. Вы одна. Вы небо.

Соф. Мих.

Я как видите одна,
сижу изящно на столе.
Я вас люблю до дна,
достаньте пистолет.

Фомин. Вы меня одобряете. Это превосходно. Вот как я счастлив.

Соф. Мих.

Сергей, Иван и Владислав и Митя
покрепче меня обнимите.
Мне что-то страшно, я изящна,
но всё-таки кругом всё мрачно,
целуйте меня в щёки.

Фомин. Нет в туфлю. Нет в туфлю. Большего не заслуживаю. Святыня. Богиня. Богиня. Святыня.

Соф. Мих. Разя я так божественна. Нос у меня курносый, глаза щелки. Дура я, дура.

Фомин. Что вы, любящему человеку, как мне, всё кажется лучше, чем на самом деле.

И ваши пышные штанишки
я принимаю за крыло,
и ваши речи — это книжки
писателя Анатоля Франса.
Я в вас влюблён.

Соф. Мих. Фомин золотой. Лейка моя.

Фомин её целует и берёт. Она ему конечно отдаётся. Возможно, что зарождается ещё один человек.

Соф. Мих. Ах по-моему мы что-то наделали.

Фомин. Это только кошки и собаки могут наделать. А мы люди.

Соф. Мих. Я бы хотела ещё разик.

Фомин. Мало ли что. Как я тебя люблю. Скучно что-то.

Соф. Мих. Ангел. Богатырь. Ты уходишь. Когда же мы увидимся.

Фомин. Я когда-нибудь приду.

(Они обнялись и заплакали).

Фомин пошёл на улицу, а Софья Михайловна подошла к окну и стала смотреть на него. Фомин вышел на улицу и стал мочиться. А Софья Михайловна, увидев это, покраснела и сказала счастливо: «как птичка, как маленький».

Венера сидит в своей разбитой спальне и стрижёт последние ногти.

Увидев одного постарела,
я поняла, что постарела.
Он был изящен и усат,
он был высоким будто сон.
Дул кажется пассат,
а может быть муссон.

Вбегает мёртвый господин.

Я думаю теперь уж я не та,
похожая когда-то на крота,
сама красота.
Теперь я подурнела,
живот подался вниз,
а вместе с ним пупок обвис.
Поганое довольно стало тело.
Щетиной поросло, угрями.
Я воздух нюхаю ноздрями.
Не нравится мне мой запах

Вбегает мёртвый господин.

И мысли мои стали другие,
уже не такие нагие.
Не может быть случки обнажённой
у семьи прокажённой,
поэтому любитесь на сундуках,
и человек и женщина в штанах.
Господи, что-то будет, что-то будет.

Вбегает мёртвый господин.

Возьму я восковую свечку
и побегу учить на речку.
Темнеет парус одинок,
между волос играет огонёк.

Вбегает мёртвый господин.

Фомин.

Спаси меня Венера,
это тот свет.

Венера.

Что вы душка?

Фомин.

Надежда, Любовь, София и Вера
мне дали совет.

Венера.

Зачем совет. Вот подушка.
Приляг и отдохни.

Фомин.

Венера чихни.

Венера чихает.

Фомин.

Значит это не тот свет.

Венера.

Давай, давай мы ляжем на кровать
и будем сердца открывать.

Фомин.

Я же безголовый.
Вид имея казака,
я между тем без языка.

Венера (разочар.).

Да, это обидно,
да и другого у тебя
мне кажется не видно.

Фомин. Не будем об этом говорить. Мне неприятно. Ну неспособен и неспособен. Подумаешь. Не за тем умирал, чтобы опять всё сначала.

Венера. Да уж ладно, лежи спи.

Фомин. А что будет когда я проснусь?

Венера. Да ничего не будет. Всё то же.

Фомин. Ну хорошо. Но тот свет-то я увижу наконец?

Венера. Иди ты к чертям.

Фомин спит. Венера моется и поёт:

Люблю, люблю я мальчиков,
имеющих одиннадцать пальчиков,
и не желаю умирать.

А потому я начинаю скотскую жизнь. Буду мычать.

Богиня Венера мычит,
а Бог на небе молчит,
не слышит ея мычанья,
и всюду стоит молчанье.

Фомин (просыпаясь). Это коровник какой-то, я лучше уйду.

Спустите мне, спустите сходни,
пойду искать пути Господни.

Венера. Тебе надо штаны спустить и отрезать то, чего у тебя нет. Беги, беги.

Вбегает мёртвый господин.

Фомин.

Я вижу женщина цветок
садится на ночную вазу,
из ягодиц её поток
иную образует фазу
нездешних свойств.
Я полон снов и беспокойств.
Гляжу туда,
но там звезда,
гляжу сюда в смущенье,
здесь человечества гнездо
и символы крещенья.
Гляди забрав с собою в путь зеркало, суму и свечки
по комнатам несётся вскачь ездок.
И харкают овечки.
О женщина! о мать!
Ты спишь накрыта одеялом,
устала ноги поднимать,